это мое. Мои старшие. Мои корни. Зафиксированное время и место, где меня еще нет.
Иллюстрация 2 из личного архива Раэна Лаи Энтайо-Къерэн-до.
Материал: матированный черненый пластик с серебряной подложкой, маркировка «для вечного хранения». Инструмент: стандартное стило. Содержание: три разумных особи; набросок от руки. Стиль: не выражен.
Раэн Лаи Энтайо-Къерэн-до, глава планетарной службы связи
Дату я могу проставить, восстановив в памяти всю цепочку событий. Обстоятельства я помню: это было второе совещание, на котором я присутствовал в качестве мебели… в качестве совершенно ненужного им протоколиста и шифровальщика. На первом я еще опасался, сидел ровно, лист держал перед собой и не шевелился. На втором уже вовсю чиркал стилом по листу. На меня все равно никто не обращал внимания, по крайней мере, пока я сидел на своем месте и молчал. На нецелевое использование протокольного пластика им тоже было наплевать. На кристалл пишется — и ладно; хотя по правилам и положено дублировать, чтоб избежать позднейших подделок.
Тем более, что протоколировать, как положено, в реальном времени и без поправок, не было никакой возможности: госпожа старший формовщик принципиально изъяснялась на той помеси всех жаргонов и бранных выражений, которую я не рискнул бы представить пред очи планетарной администрации. Парадоксальным образом, понимать ее было несложно. Слышишь «тухлая гора мороженой речной рыбы» — сразу понимаешь, что речь идет о восьмой станции газосинтеза, потому что… какая же это восьмая станция, это действительно… оно самое. Личное имя, характеристика и уровень проблемности в одном выражении.
Уровень проблемности был у всего. Интересный уровень. Попробуйте перестроить, скажем, комплекс по производству тоннельных ремонтников и проходчиков, чтобы он делал матки синтезирующих станций? Не представляете? У нас тоже не смогли. Ни представить, ни сделать. Закопали эту идею. Знаете из чего получилось собрать? Из кулинарного комбината, из завода, который делал линии для переработки пищи. Тоже нетривиальным путем, но это как раз в музее есть. Работало оно так же, как его придумали… с тринадцатого на тридцать шестое. Ремонтировать нужно было почти в рабочем режиме. Автоматику для ремонта делали… о, вы меня поняли.
Тухлой речной рыбы вокруг — хоть жизнь в ней зарождайся.
Опять же, в музее вам с удовольствием, восторгом и преклонением перед деяниями предков и современников расскажут, что преобразовать планету с заданными характеристиками в заданный срок ресурсами единственной низкопромышленной системы считалось принципиально невозможным — а все-таки это сделали. Это правда. Астад, наш бывший дом, была предназначен для спокойной комфортной жизни. Самые ценные ресурсы — прекрасный климат, широкие зоны для заселения и щедрая растительность. На момент Сдвига в нашем распоряжении был необходимый для поддержания жизни минимум предприятий и техники и примерно 300 миллионов населения. Случись только обвал всех коммуникаций, перемещений, транспортировок и даже все те эпидемии и прочие несчастья и катастрофы — мы бы устояли. Но в нашей системе открылась новенькая «дырка» и пошел отсчет до разрушения планеты.
По расчетам, Сдвиг до нас дойти не должен был. По расчетам, нас могло слегка задеть возмущениями… поколения через два. «Какие к рыбе расчеты? — удивлялась госпожа Нийе. — Как на них можно было полагаться? В скольких измерениях они делаются? Э? То-то и оно, что нужно еще два, по меньшей мере, это и мне видно, а я не физик, я так.» И никто ни разу не ответил ей, что тухлой речной рыбе место в компосте, а не в словаре разумного существа, потому что расчетам нашим было место там же. Нас застали врасплох. Несколько десятков лет и на месте системы останутся одни камешки, и еще пыль, нельзя забывать про пыль.
Впрочем, это я излагаю общеизвестные истины, да еще и на уровне развивающих программ для малышей. Общеизвестен — но гораздо менее популярен и едва упомянут в мемориальной экспозиции — и другой факт: основная часть преобразования была совершена силами неграждан и лиц, временно лишенных прав. Той самой «живой массы».
Кстати, к ним относился и я.
Раэн Лаи, преступник
Я не был ни сенсом, ни носителем злополучного экстрасенсорного потенциала, склонным к заболеванию «бешенством сенсов», хотя до совершеннолетия, пока не устоялся тип, заставил поволноваться всю семью — но после него меня называли эталонным образцом обновленной расы. У меня даже имя было первым по частотности среди ровесников. Обычное, нередкое имя. Обычная для моего поколения и положения биография. Родился, учился в общедоступной школе, тестировался, играл в популярные игры, читал признанные полезными книги, занимался спортом в городском центре, поступил во второй по статусу университет планеты.
Я не был криминальным преступником. Я даже не принадлежал ни к Медному Дому, ни к планетарной администрации. До ареста я был студентом, которого очень мало интересовали политика, свары Дома и Администрации, активисты, оппозиционеры, коалиционеры, патриоты, сторонники большого рывка, сторонники и противники уничтожения потенциально опасных, и прочая… пена. Я учился на инженера-энергетика (занятия шли почти без перебоев), собирался добиваться назначения на Маре, куда молодых пускали крайне неохотно (я только потом узнал, почему), развлекался в свободное время (его было мало), не слишком печалился из-за постоянного роста ограничений на все (надо — значит, надо).
В тот раз я просто остановился поглазеть на демонстрацию и послушать девизы, а когда мне под ноги свалился какой-то парень, преследуемый охранителем, я охранителя… скажем так, остановил и уронил. Не по каким-то разумным или достойным соображениям. Просто он замахнулся на меня парализатором, а мне совершенно не хотелось получать крайне болезненный останавливающий импульс. Я торопился в спортивный комплекс на встречу со своей командой. Недаром с детства мне говорили, что я порывист как девчонка и через это качество попаду в беду — вот и попал. Охранителей поблизости оказалось десятка полтора и ударов я в итоге получил куда больше. К тому же, меня арестовали за компанию со всеми прочими.
Несмотря на все объяснения и извинения, к вечеру меня не выпустили. Хотя все происходящее — включая мое совершенно случайное появление на месте событий — было зафиксировано с сотни ракурсов, мне, тем не менее, вменили участие в беспорядках и нападение на охранителя, несущего службу.
Потом-потом-потом я узнал, что оказался едва ли не первым, может быть вторым — или пятым. Администрация решила, что дальше будет только хуже — и ужесточила правила, как раз для таких, как я, кто случайно включился. Предполагала она, что нас будет больше, и хотела отвадить заранее от любого сопротивления. Бьют — не дергайся, жди выяснения. Правило ввели и до охранителей донесли, а до тех граждан,
